– Это произвело впечатление, – добавил Дьютифул, устало потирая виски. Потом он широко зевнул. – Как бы мне хотелось, чтобы все осталось позади, – тихо сказал он. – Я устал, замерз, и у меня нет никакого желания выполнять мою миссию.
– Возможно, это результат тонкого воздействия на тебя при помощи Скилла, – предупредил я. – Твой отец подобным образом использовал Скилл, чтобы сбить с толку рулевых красных кораблей – в результате некоторые их них разбивались о скалы.
Принц покачал головой.
– Мои стены достаточно надежны. Нет, сомнения сидят у меня внутри. – Он смотрел, как Чейд помешивает желтоватый чай.
– Дело не в Скилле, – с горечью сказал Чейд. – Во всем виноват проклятый Шут, который вызвал сочувствие к дракону почти у всех участников экспедиции. Он удачно воспользовался суевериями воинов Хетгарда. Дьютифул, ты должен сохранять решимость. Помни, ты обещал нарческе принести голову дракона к ее материнскому очагу.
– Что было, то было, – веско сказал Пиоттр, приподнимая полог шатра. – Могу я войти?
– Входи, – ответил Дьютифул. – Я не забыл данного мной слова. Но я никому не обещал, что его выполнение доставит мне удовольствие.
За минуту до появления Блэкуотера мой Уит предупредил меня, что кто-то приближается к шатру, но я подумал, что это Свифт или Риддл. Интересно, зачем пришел Пиоттр? И что, теперь он станет дожидаться, пока я уйду? Однако он кивнул мне, словно соглашаясь с моим правом все слышать. Пиоттр не стал вновь говорить о предстоящих нам опасностях, а жестко улыбнулся и сказал:
– Завтрашний день никому из нас не доставит радости. Всем будет трудно. После такого долгого и тяжелого перехода я хочу предложить вам средство, которое помогает нам переносить тяготы трудного путешествия. – Он тяжело вздохнул. – Погода еще больше усложняет нашу задачу. Дождь размывает снег, ослабляя тропу даже в тех местах, где она была надежна. Завтра, когда мы будем преодолевать седловину острова, нам следует опасаться не только расселин, но и схода лавины.
Он говорил и одновременно разворачивал нечто вроде торта, завернутого в темную материю. Я был голоден, к тому же мое обоняние никогда меня не подводило. Для того чтобы он не испортился, Пиоттр пропитал его бренди. Когда он отломил кусок торта, я увидел изюм, кусочки жира и сушеных яблок. Запах бренди усилился. Олух слегка оживился. Я был защищен от его Скилла, но ощутил тревогу. Рыбий жир? Неужели у него будет такой же вкус?
Очевидно, Пиоттр заметил мой алчный взгляд, поскольку улыбнулся и предложил мне первый кусок.
– Ты выглядишь самым мокрым и замерзшим, – заметил он.
Тут он не погрешил против истины, поскольку остальные успели переодеться в сухое. Я с благодарностью принял угощение. Когда я попробовал торт, Пиоттр добавил:
– Это лакомство наши воины называют пирогом мужества. Мы добавляем сюда темный густой мед, сушеные фрукты и укрепляющие травы, после чего обильно пропитываем бренди, чтобы лакомство не портилось. Я могу целый день сражаться или два дня идти, съев кусочек такого торта.
Сладость и вкус бренди наполнили мой рот. Но, прожевав угощение, я ощутил знакомый вкус. Горечь эльфовской коры скрывалась за сладостью меда и фруктов. Я понимал, что должен предупредить Чейда, хотя мое тело кричало от радости, предвкушая мощный приток энергии.
А потом мир вокруг умер.
Не знаю, как еще это описать. Я узнал, что обладаю магией Уита, когда впервые столкнулся с «перекованными». Я не понимал, что меня связывает родство со всеми живыми существами, пока не столкнулся с такими, которых я вообще не воспринимал. «Перековывание» вырвало их из всеобщей паутины жизни, превратило людей в лишенных совести негодяев, способных насиловать и убивать, не испытывающих ни малейшего сострадания к другим людям или животным.
Сейчас я испытал нечто похожее, только в противоположном смысле. Раньше я думал, что магия Скилла соединяет меня лишь с носителями этой магии. А теперь выяснилось, что я был объединен мириадами крошеных невидимых связей со всеми людьми. Могучий голос мира, постоянный шепот мыслей вдруг исчезли. Я заморгал и даже попытался прочистить ухо, не понимая, что со мной произошло. Я видел, слышал, ощущал запахи, вкус еды еще остался у меня во рту, но какое-то другое чувство, не имеющее названия и неизвестное мне до сих пор, было полностью подавлено после того, как я отведал угощения Пиоттра. Я попытался связаться с Чейдом и Дьютифулом при помощи Скилла, но с тем же успехом мог бы заставить сжаться замерзшую руку. Раньше я знал, как это делается, а теперь все онемело.
Пиоттр с улыбкой протянул Олуху кусок торта. Маленький человечек широко раскрыл рот, рука метнулась вперед. Я успел перехватить его запястье и отвести в сторону. Он потянулся за лакомством ртом – это выглядело бы забавно, если бы нашей группе Скилла не грозила страшная опасность.
– Эльфовская кора! – крикнул я, поскольку, лишившись Скилла, сомневался, что мой голос сумеет донести смысл происходящего до остальных.
Я тут же изменил тон, сделав вид, что мои слова относились только к Олуху.
– Нет, Олух! Ты же знаешь, что от этого растения тебе будет плохо. Отдай мне торт, и я найду для тебя что-нибудь вкусненькое. Не нужно, Олух, пожалуйста.
– Какое растение? Я не болен! Это мое, мое! Ты сказал, что мы друзья и не должны друг друга обижать. Пусти! Не честно, не вежливо хватать!
Он так любил сладкое, что отчаянно пытался высвободить руку. А я не мог позволить ему даже попробовать. Никогда прежде у меня не было столь сильной реакции на эльфовскую кору. Меня переполняла такая энергия, что я испугался, когда подумал о неизбежном похмелье. В какие пучины отчаяния я погружусь потом, когда ее действие пройдет? Не теряя времени, я выхватил лакомство из руки Олуха, который тут же сел на пол и всхлипнул, а потом отчаянно закашлялся. Я торопливо протянул кусок торта Чейду.