Перед глазами у меня танцевали голубые тени. Я моргнул, но они не пропали.
– Вот. Похоже на свет. Закрой коробочку. Давай посмотрим, останутся огоньки или это отражение.
Закрыть коробочку оказалось непросто. Пальцы у меня онемели, а нога без сапога замерзла так, что превратилась в один сплошной сгусток боли. Но когда мне все-таки удалось справиться с коробочкой, мы увидели голубой осколок света, который манил нас к себе. У него были необычные очертания, и я прищурился, пытаясь понять, что это такое.
– Странный какой-то свет, правда? Давай пойдем к нему.
– И оставим стену? – спросил я, мне почему-то ужасно не хотелось этого делать. – Мы же не знаем, может быть, он очень далеко.
– Свет должен иметь источник, – заметил Шут.
– Ладно, – со вздохом согласился я.
И мы двинулись в сторону голубого сияния, но оно почему-то не увеличивалось в размерах и не приближалось. Пол стал неровным, и мы медленно продвигались вперед, с трудом переставляя онемевшие ноги. Через несколько шагов оказалось, что стена, расположенная слева, закрывала от нас свет, и мы видели лишь его отражение от ледяной стены. Когда мы ее миновали, перед нами вытянулся бело-голубой ледяной коридор, который поманил нас к себе. Охваченные новой надеждой, мы ускорили шаг. Вскоре мы завернули за угол, и тут нам открылась восхитительная картина. И чем ближе мы подходили, тем яснее становилось, что мы видим. Сияние разгоралось все ярче, и после небольшого участка, где коридор сужался, мы ступили в мир света, поглотившего лед.
Луч света, казалось, не имел источника – он промчался по зеркалам и призмам изо льда и лишь потом добрался до нас. Мы ступили в диковинный лабиринт из трещин и ущелий в мире, окруженном стенами, которые испускали бледное сияние. Иногда наша тропинка становилась совсем узкой, а порой расширялась, но пол у нас под ногами не был ровным. Порой возникало ощущение, будто мы идем по трещине во льду, возникшей только вчера, а чуть дальше чудилось, будто туннель проточила вода. Когда мы оказывались на перекрестке, мы всякий раз выбирали ту дорогу, что была шире. Нередко она почти сразу же сужалась. Я не стал делиться с Шутом своими опасениями: мы шли вдоль случайных трещин в леднике, и у нас не имелось ни малейших оснований надеяться, что они куда-нибудь выведут. Первые признаки того, что здесь ходил еще кто-то, были едва заметны. В первый момент я решил, что это собственное воображение играет со мной злые шутки. Один из скользких участков тропы кто-то посыпал песком, потом мне показалось, что стены здесь слишком уж гладкие. В следующее мгновение я уловил запах свежих человеческих экскрементов. Едва я окончательно поверил, что мне не мерещится, как Шут сказал:
– Кажется, впереди в полу вырублены ступени.
Я кивнул. Теперь у меня уже не вызывало сомнений, что мы спускаемся по широким невысоким ступеням. Через пару шагов мы прошли мимо комнаты, вырубленной в стене справа от нас. Естественное отверстие расширили и превратили в помойку, куда бросали разный мусор и выливали отходы. А еще здесь было кладбище для безымянных мертвецов. Я заметил голую ногу, тощую и бледную, которая торчала из самой середины кучи. Другое тело лежало лицом вниз, сквозь многочисленные прорехи в одежде проглядывали ребра. Только благодаря холоду можно было переносить ужасающий запах, который пропитывал окрестный лабиринт. Я остановился и шепотом спросил Шута:
– Думаешь, нужно идти дальше?
– Другой дороги нет, – дрожащим голосом ответил он. – Придется идти.
Он не мог отвести глаз от брошенного на кучу мусора тела, его снова начало трясти.
– Ты так и не согрелся? – спросил я его.
Мне показалось, что в коридоре стало немного теплее по сравнению с тем местом, погруженным в темноту, куда мы свалились. Складывалось впечатление, что свет испускают сами стены.
Шут натянуто улыбнулся и сказал:
– Мне страшно.
Затем он на мгновение закрыл глаза, чтобы сморгнуть выступившие на них слезы, и проговорил немного более твердым голосом: – Пошли.
Он обогнал меня и зашагал первым. Изо всех сил сражаясь с охватившим меня ужасом, я последовал за ним.
Тот, кто выбрасывал сюда мусор и выливал горшки, не отличался аккуратностью. Ледяные стены и пол у нас под ногами были заляпаны пятнами самого разного происхождения. Чем дальше мы шли, тем было яснее, что здесь потрудились люди. Источником голубого света оказался открытый бледный шар, прикрепленный к стене у нас над головами. Размерами он превосходил тыкву и испускал только свет. Я остановился, не в силах отвести от него глаз, а когда потянулся рукой, чтобы потрогать, Шут схватил меня за рукав и покачал головой в безмолвном предупреждении.
– Что это? – шепотом спросил я. Он чуть приподнял одно плечо.
– Понятия не имею. Но я знаю, что это принадлежит ей. Не трогай его, Фитц. Пошли. Нам нужно спешить.
И некоторое время мы шли очень быстро. А потом достигли первой темницы.
Говорят, что когда-то на Аслевджале поселилась пророчица или оракул. Это очень старая легенда. Одни утверждают, что она жила здесь на протяжении многих поколений в полном одиночестве и оставалась юной, черноглазой, с волосами цвета воронова крыла. Другие считают, что там был целый материнский дом предсказательниц, который возглавляла Великая Мать, передававшая свою власть и звание пророчицы старшей дочери, и, следовательно, речь идет о нескольких поколениях оракулов. Все они пережили свою Великую Мать, но живых свидетелей, которые могли бы это подтвердить, нет. Говорили, что пророчица обитала в толще ледника и выходила наружу только затем, чтобы забрать подношения, оставленные для Айсфира теми, кто ступил на остров. Если тот, кто искал правду, приносил в жертву животное, пророчица выпускала из животного кровь, а затем подбрасывала еще теплые внутренности в воздух, чтобы они упали на лед. Будущее посетителя открывалось в том, как лягут внутренности. После этого именем дракона она забирала себе тушу жертвенного животного.