Я прижал его к груди, и испачканные кровью золотые волосы оказались под моим подбородком. А потом я зашагал по ледяным коридорам. Мы прошли мимо камеры, где все еще горело тело Хеста. Дым, поднимающийся от его плоти, стлался под потолком, отравляя холодный воздух запахом паленого мяса. Я мог положить тело Шута в тот же костер, но мне показалось, что это будет неправильно. Мой друг должен сгореть один, мы простимся так, чтобы никого не было рядом. Я шел дальше, мимо других камер.
Через некоторое время я обнаружил, что разговариваю с ним вслух.
– Где? Где я должен это сделать? Я могу положить тебя на ее постель и сжечь вместе со всем ее богатством… хочешь? Или тебе противно прикасаться к ее вещам? Где мне сжечь тебя? Думаю, ты бы хотел увидеть ночное небо, чтобы искры огня отнесли тебя к небесам. Что ты выбираешь, Шут? Быть может, отнести тебя в палатку Элдерлингов, где в окружении твоих вещей ты еще раз испытаешь уединение, которое так ценил?
Почему мы никогда не говорили с тобой о таких вещах? Ведь о своем лучшем друге необходимо знать все. Впрочем, имеет ли это теперь значение? Смерть есть смерть, пепел к пеплу… но я бы предпочел, чтобы твой дым унес ночной ветер. Посмеешься ли ты надо мной за это? Боги, неужели ты сможешь когда-нибудь посмеяться надо мной?
– Как трогательно.
Насмешливый голос, полный сарказма, так похожий на голос Шута, заставил мое сердце замереть и вновь мучительно забиться. Я постарался укрепить свои защитные стены, но не почувствовал атаки. Оскалившись, я повернулся, чтобы встретиться лицом к лицу с Бледной Женщиной. Она стояла у двери в свою спальню, кутаясь в белую горностаевую мантию с маленькими черными хвостами, которая свисала с ее плеч до самого пола, полностью скрывая тело. Несмотря на богатство одеяния, она выглядела измученной. Прекрасной лепки лицо показалось мне изможденным, а спутанные белые волосы свисали на плечи, точно высохшая солома. Бесцветные глаза потускнели и стали похожи на глаза выброшенной на берег рыбы.
Я стоял перед ней, прижимая к груди тело Шута. Я знал, что он мертв и она больше не в силах причинить ему боль, и все же отступил, словно хотел защитить от нее своего друга. Впрочем, я вдруг отчетливо понял, что никогда не мог этого сделать.
Бледная Женщина приподняла подбородок, обнажив белую шею.
– Брось его, – предложила она, – подойди и убей меня.
Неужели то, что она сама попросила меня об этом, показалось мне таким неприемлемым?
– Нет, – ответил я, и мне вдруг ужасно захотелось остаться одному. Я не собирался ни с кем делить свои последние мгновения с Шутом. Она не должна была стать свидетельницей моей скорби. – Уходи, – сказал я и не узнал своего рычащего голоса.
Она рассмеялась – сосульки разбились о камень.
– Уходи? И все? Уходи? Какая изощренная месть Фитца Чивэла Видящего! Нет, это должны воспеть барды! «И тогда он повернулся, держа своего Любимого на руках, и сказал врагу: уходи!»
Бледная Женщина рассмеялась, но в ее смехе не осталось музыки, так камни с грохотом несутся по склону горы; однако я ничего не ответил, и ее смех смолк. Она смотрела на меня и несколько мгновений казалась смущенной. Она искренне верила, что я оставлю Шута и брошусь на нее. Склонив голову, она разглядывала меня, а потом заговорила вновь:
– Подожди, я вижу, ты еще не развернул мой маленький подарок. Похоже, ты не видел всего, что я с ним сделала. Посмотри на руки, на его умные изящные пальцы! О да, а еще зубы и язык, который так часто произносил смешные слова! Я это сотворила для тебя Фитц Чивэл, чтобы ты в полной мере пожалел о том, что отказался от меня. – Она помолчала несколько мгновений, а потом продолжала, словно напоминая о моем обещании: – Давай, Фитц. Ты обещал меня прикончить, если я последую за тобой.
Я как раз собирался произнести эти слова, и мне пришлось прикусить язык. Бледная Женщина сделали мои угрозы пустыми и детскими. Быть может, они всегда такими были. Я поудобнее перехватил тело, повернулся к ней спиной и зашагал прочь. Мои защитные стены были высоко подняты, но если она и попыталась атаковать, я ничего не почувствовал. Я повернулся к ней спиной и должен признать, что мне отчаянно хотелось броситься бежать. Я спросил себя, почему я ее не убил. Ответ показался мне слишком простым, чтобы быть правдивым. Я не хотел опускать тело Шута на пол, чтобы положить конец ее подлой жизни. Более того, я не собирался делать то, чего она от меня ждала.
– Он звал тебя! – пропела она мне вслед. – Наверное, думал, что умирает. Конечно, до конца было еще далеко. Я хорошо знаю заплечное ремесло! Но он надеялся, что боль его убьет, и он звал тебя: «Любимый! Любимый!» – Она мастерски имитировала исполненный муки голос Шута.
Волосы у меня на голове встали дыбом, словно Шут заговорил со мной из могилы. Несмотря на решимость, я замедлил шаг, но сильнее прижал его тело к груди и склонил к нему голову. Я ненавидел Бледную Женщину за слезы, которые катились из моих глаз. Я должен ее убить. Почему я ее не убил?
– Он ведь звал именно тебя, не так ли? Ну конечно, так и было, хотя ты можешь этого и не знать. Сомневаюсь, что тебе известен обычай его народа, – они обмениваются именами, чтобы подтвердить создаваемые на всю жизнь связи. Называл ли ты его своим именем, чтобы показать, что он дорог тебе, как собственная жизнь? Или ты трус и боялся сказать ему, как сильно ты его любишь?
В этот момент мне захотелось ее убить. Но тогда мне пришлось бы положить на пол тело Шута. И я дал себе слово, что она не сможет заставить меня вновь его покинуть. Сгорбившись, я продолжал уходить от нее.