Судьба Шута - Страница 234


К оглавлению

234

Я отложил ее в сторону и принялся собирать ветки, высохший хворост и траву для погребального костра. Пока я этим занимался, наступил вечер. Когда все было готово, я накрыл хворост своим плащом. Над нашими головами мерцало синее небо, а лето задержало ради нас дыхание, поджидая, когда появятся первые вечерние звезды. Горящие искры, в которых будут частицы Шута, полетят к ним. Я поднял Шута и опустил на плащ. Опыт подсказывал мне, что ветви вечнозеленых деревьев будут хорошо гореть, и пламя поглотит тело Шута. С тяжелым сердцем, положив на колени Петушиную корону, я сел на камень рядом с костром. Оставалось совсем немного, чтобы она стала цельной.

Из своего заплечного мешка я вытащил сверток, осторожно развернул его и стал по одному вынимать перья с берега Других. И вновь, уже в который раз, подивился искусной работе. Несмотря на долгий путь, который проделали вместе со мной перья, они не пострадали. Почему кто-то предпочел такое тусклое дерево для столь прекрасной работы? Наверное, мне не дано узнать ответ на этот вопрос. Оно было таким же серым, как материал, из которого Шут сделал древко для стрелы, что подарил Свифту.

Мне пришлось потратить некоторое время, чтобы пристроить каждое перо на свое место. Только теперь я заметил, что на каждом имеются специальные отметки и перья аккуратно входят в предназначенные для них отверстия в короне. Когда я вставил последнее перо, перед моими усталыми глазами вдруг пронеслась волна цвета. Возможно, радуга на мгновение коснулась влаги, выступившей на моих глазах. Я нетерпеливой рукой стряхнул слезы. Время пришло.

Корона вдруг зашептала под моими пальцами, точно пойманная в кулак муха. Интересно, что же я держу в руках? Какая могущественная магия Элдерлингов оставалась запертой здесь до самой смерти Шута? На мгновение мой взгляд остановился на резных верхушках перьев, по кругу украшавших корону. Либо у Шута так и не дошли руки раскрасить их, либо они отказывалась держать краску. Впрочем, на некоторых перьях остались следы старой краски. Крошечные самоцветы все еще сверкали в двух резных глазах; остальные оставались пустыми и темными. Темные трещины виднелись в тех местах, где фрагменты скреплялись между собой кровью Шута. Я осторожно постучал по одному из таких швов, проверяя его надежность. Корона сохраняла целостность, и перед моими глазами вдруг так ярко встал образ живого Шута, что я скорчился под обрушившейся на меня скорбью.

Я продолжал сидеть рядом с погребальным костром, тело Шута в той же позе лежало рядом со мной. С этим я ничего не мог поделать. Как бы я хотел, чтобы выражение ужаса и страдания исчезло с его лица. Я убрал золотую прядь со смуглого лба.

– О Любимый, – сказал я, наклонился и поцеловал его в лоб. А потом я вдруг понял чужой обычай обмениваться именами. Поскольку теперь я знал: после того, как он сгорит, наступит конец и для меня. Тот человек, которым я был раньше, не переживет этой потери. – Прощай, Фитц Чивэл Видящий.

Я взял корону двумя руками и осторожно надел ее на голову Шута. И вдруг почувствовал, что вся моя жизнь неотвратимо мчалась к этому моменту. Как жестоко, что самое сильное течение моей судьбы привело меня к такому полному боли концу и потере. Но для меня уже не осталось выбора. Некоторые вещи нельзя изменить. Пришло время короновать короля шутов и отправить его в последний путь.

Я замер.

Мои руки остановились, и я вдруг осознал, что стою один против судьбы, отрицая неизбежность потока времени. Я понял, что должен сделать. Мне следует короновать Шута и полить погребальный костер оставшимся маслом. Одной искры, ну, может быть, двух будет достаточно, чтобы вспыхнул сухой хворост. И он сгорит дотла, его пепел унесет летний ветер в земли, что находятся за Горным Королевством. А я через колонну Скилла вернусь на Аслевджал. Потом возьму Олуха, мы спустимся на узкий пляж и дождемся корабля, который пришлют за нами. Так будет правильно, такова неизбежная, естественная дорога, по которой желает следовать весь мир. Жизнь пойдет своим чередом без Шута, потому что он умер. Я видел это с такой пронзительной ясностью, словно всегда знал, что все произойдет именно так.

Он умер. И ничего изменить нельзя.

Но ведь я Изменяющий.

И тогда я встал на ноги, поднял высоко над головой гудящую корону и потряс ею, угрожая небу.

– НЕТ! – взревел я. Я все еще не понимал, к кому обращаюсь. – Нет! Пусть все будет иначе! Не так! Заберите у меня все, что пожелаете! Но пусть конец будет другим! Пусть он возьмет мою жизнь, а мне отдайте его смерть. Пусть я стану им, а он – мной. Я беру его смерть! Вы слышите меня? Я беру его смерть себе!

Я поднял корону к солнцу. Сквозь хлынувшие слезы она засияла всеми цветами радуги, и мне показалось, что перья колышутся под легким летним ветром. А затем почти физическим усилием я вырвал ее из потока предназначения. И опустил на свою голову. И когда весь мир начался вращаться вокруг меня, я опустил свое тело на погребальный костер, обнял двумя руками своего друга и отдался на волю того, что ждало меня за порогом.

XXIX
ПЕРЬЯ НА ШУТОВСКОМ КОЛПАКЕ

...

Она была самой богатой девочкой в мире, поскольку имела не только благородного отца, множество шелковых платьев и столько ожерелий и колец, что даже дюжина маленьких девочек не смогла бы надеть их все сразу, но и маленькую серую шкатулку, вырезанную из кокона дракона. А внутри шкатулки, растертые в мелкий порошок, находились все счастливые воспоминания самых мудрых принцесс на свете. Вот почему, когда, бывало, ей хоть капельку взгрустнется, она открывала свою шкатулку, доставала крошечную щепотку воспоминаний и вдыхала ее! И тут же становилась самой счастливой девочкой на свете.

234