Судьба Шута - Страница 50

Оказавшись вырванным из своего сна, я начал задыхаться, но уже в следующее мгновение мы в буквальном смысле этого слова нырнули в сон Олуха. Туман и колючие кусты исчезли, и у меня над головой сомкнулись холодные соленые воды моря. Я тонул. И как бы я ни старался, мне не удавалось выбраться на поверхность. Затем Неттл схватила меня за руку и, сильно дернув, поставила рядом с собой.

– Ты такой доверчивый! Это всего лишь сон. Теперь он мой, а в моем сне мы можем ходить по воде. Пошли.

И все стало так, как она сказала. Вокруг нас до самого горизонта раскинулось море. А музыка Олуха, точно ветер, овевала нас со всех сторон. Я прищурился, глядя на воду и пытаясь понять, как мы отыщем Олуха среди бесконечных волн, но Неттл сжала мою руку и объявила, умудрившись перекричать дикую музыку Олуха:

– Мы уже совсем близко.

И снова так и случилось. Через несколько шагов Неттл, вскрикнув, опустилась на колени. Слепящий солнечный свет скрывал то, что она увидела, и я присел рядом с ней. В следующее мгновение мне показалось, что у меня разорвется сердце.

Олух очень отчетливо воображал эту картинку. Наверное, видел когда-то в прошлом. Под водой плавал утонувший котенок. Такой маленький, что у него даже глазки еще не открылись, он безвольно качался на волнах, окруженный ореолом своей шерстки. Однако когда Неттл взяла его за шкирку и вытащила наружу, шерстка облепила его крошечное тельце. Он повис в руке моей дочери, с лап, хвоста и из открытой розовой пасти стекала вода. Неттл бесстрашно сжала его в руке, потом осторожно нажала пальцами на хрупкую грудную клетку, поднесла к лицу маленькую мордочку и вдохнула ему в рот воздух. В этот миг она была истинной дочерью Баррича. Я не раз видел, как он прочищал дыхательные пути новорожденным щенятам.

– Теперь с тобой все в порядке, – строго сказала она котенку и погладила его по спинке. Там, где тельца касалась рука Неттл, шерсть мгновенно высыхала. Неожиданно я увидел, что котенок полосатый, рыжий с белым. Всего минуту назад мне казалось, что он черный. – Ты жив и в безопасности, и я не позволю ничему плохому с тобой случиться. Ты же знаешь, что можешь мне доверять. Потому что я тебя люблю.

Услышав ее слова, я чуть не задохнулся. Как она узнала, что нужно произнести именно их? Всю свою жизнь, не понимая этого, я хотел, чтобы кто-нибудь сказал мне эти же слова и чтобы они были правдой и я мог в них поверить. Я словно смотрел, как кто-то другой получает подарок, о котором я мечтал с самого детства, однако не испытал ни горечи, ни зависти. Я чувствовал лишь удивление, что моя шестнадцатилетняя дочь способна преподнести другому человеку такой дар.

Даже если бы мне удалось найти Олуха в его сне и кто-нибудь сказал мне, что я должен выговорить именно эти слова, которые он так отчаянно хотел услышать, я не смог бы их произнести так, чтобы они прозвучали правдиво. Неттл была моей дочерью, плотью от моей плоти, но в этот миг я испытывал такое изумление и восторг, что она казалась мне существом, не имеющим ко мне никакого отношения.

Котенок у нее в руке пошевелился и принялся вертеть головой. Потом маленькая пасть открылась, и я приготовился услышать жалобное мяуканье. Но вместо этого он спросил хриплым, несчастным голосом:

– Мама?

– Нет, – ответила Неттл. Моя дочь оказалась смелее меня. Она не собиралась врать. – Но я на нее похожа. – Неттл огляделась по сторонам, как будто впервые увидела море. – Это не слишком подходящее для тебя место. Давай его переделаем, согласен? Где бы ты хотел оказаться?

Ответ Олуха меня удивил. Неттл удалось убедить его открыться, поведать свои сокровенные мысли. Она задавала ему вопрос за вопросом, выспрашивая подробности. Когда они закончили, оказалось, что мы, словно маленькие куклы, сидим посреди большой кровати. Меня окружали туманные стенки фургона, в каких живут кукольники и странствующие артисты, когда переезжают из города в город. Внутри пахло перцем и сухим луком, связки которого висели в углу под потолком. Я узнал мелодию, окружавшую нас. Это была не просто музыка матери Олуха, она состояла из самых разных звуков: ровное дыхание спящей женщины, скрип колес, медленные шаги животных, переплетенные с тихим мурлыканьем женщины и детской песенкой, какие играют на простом свистке, – песнь покоя, безопасности и любви.

– Мне здесь нравится, – сказала Неттл. – Если ты не против, я снова приду к тебе сюда в гости. Можно?

Котенок замурлыкал и свернулся калачиком. Он не собирался спать, просто ему было хорошо и покойно посреди огромной кровати. Неттл встала, собираясь уйти. Видимо, именно в этот момент я понял, что стал сторонним наблюдателем. Я больше не находился внутри сна Олуха. Я исчез из него вместе с остальными опасными и диссонирующими элементами. В мире его матери для меня не было места.

– Теперь я с тобой попрощаюсь, – сказала ему Неттл, а потом добавила: – Ты должен помнить, что оказаться здесь легко. Когда захочешь спать, подумай про эту подушку. – И она прикоснулась к одной из множества подушек, украшенных яркой вышивкой. – Представь ее себе и ты придешь сюда в своем сне. Сможешь?

Котенок снова замурлыкал, и сон Олуха начал истончаться. Я снова стоял на поросшем травой склоне перед растаявшей башней. Кусты ежевики и туман пропали, и передо мной раскинулось зеленое море травы в долине. В отдалении сверкала на солнце река.

– Ты не сказала ему, что он больше не будет страдать от морской болезни, – неожиданно вспомнил я и тут же поморщился, устыдившись собственной неблагодарности.

Неттл нахмурилась, и я увидел, что она очень устала.